Берлинское интервью с изобретателем «индитроники» Томасом Морром
Берлин.
8 минут пешком от U‑Bahn-станции Eberswalder Straße — и мы на улице Раумштрассе.
На первом этаже аккуратной пятиэтажки расположилась штаб-квартира инди-лейбла Morr Music — лейбла, открывшему миру таланты Lali Puna, Hermann & Klein, Múm, ISAN, The Go Find.
В конце рабочего дня основатель Morr Music, изобретатель термина «индитроника» Томас Морр нашёл время встретиться и рассказать историю создания этого знакового лейбла, что связывает его с Radiohead, реакции слушателей на переизбыток музыки, о том, почему он не любит караоке и какое ключевое решение принял 11 сентября 2001 года.
Стереогость
Если вы хотя бы раз в жизни слышали термин «инди-троника» или инди-рок, вам по душе мелодичная смесь гитар и электроники – вы по адресу.
Наша новая специальная рубрика – «Стереогость».
Её первый герой – Томас Морр, пожалуй, самый известный в этом веке популяризатор жанров краут-рок, инди-поп, в конце концов, инди-троника.
Мы встречаемся с Томасом в его берлинском офисе, где после небольшой экскурсии по штаб-квартире Morr Music знаменитый продюсер и пионер экспериментальной музыки даёт нам это интервью
Stereoigor: — Томас, расскажи, пожалуйста, с чего началась история Morr Music?
Томас Морр: — Вообще-то, я занимался разными вещами, которые так или иначе и привели меня к тому, что я запустил свой собственный лейбл.
Мне было 18, когда я начал заниматься ди-джеингом, затем организовывал выступления артистов, потом занимался магазином по продаже записей. Работал в сети распространения пластинок и дисков для импорта в Германию – я отвечал за техно, экспериментальную и альтернативную музыку.
Устраивал в одном из клубов концертные выступления. Это всё было в Ганновере, где я прожил очень долгое время. Затем я переехал сюда, в Берлин, в начале 98 года. Здесь я работал на одного из крупнейших музыкальных дистрибюторов в Европе.
Вскоре получил предложение вместе с другом создать дистрибюторскую компанию под Мюнхеном. Когда это у нас получилось, я понял: «Круто! Я выстроил свою инфраструктуру». И тогда у меня родилась идея запуска собственного рекорд-лейбла.
Я ведь неисправимый коллекционер винила – когда я только начинал, я выбирал массу специфических 7‑дюймовых записей, особенно из Великобритании, отслеживая массу новых интересных проектов. И я подумал, что смогу познакомить слушателей с этими группами и исполнителями посредством дистрибюторской компании.
Таким образом, всё сложилось в правильное время: у меня давно была идея, я очень люблю заниматься этим делом, к тому же у меня была готова инфраструктура – самая важная вещь. Я проработал на дистрибюторскую компанию два или три месяца, и тогда решил создать лейбл, когда понял, что все возможности у меня в руках.
Кстати, своему товарищу, с которым мы жили в квартире – это Маркус Ахер из группы The Notwist – я рассказывал свои идеи. Я обсуждал с ним, с какими артистами мне хотелось бы работать, а он со своей подружкой как раз начал проект Lali Puna — эта группа мне очень понравилась, и стала одной из двух моих самых любимых на тот момент — вместе с Boards of Canada. Благодаря этому знакомству с тех пор и началось наше долгосрочное сотрудничество. Вот такая предыстория и начало того, как появился лейбл.
Лейбл Morr Music стал, объективно говоря, надстройкой над музыкально-дистрибюторской сетью?
— Да-да, я и задумывал так – мне не хотелось зависеть от других дистрибюторов. Это всегда дополнительные риски – некоторые мои друзья ведь создали собственные лейблы, которые, в конце концов, закончили не очень хорошо… Чтобы не повторять таких историй, я осознавал важность сети распространения – ведь если ты собираешься что-то создать, то ты должен знать, каким образом ты донесёшь это миру.
Как ты считаешь, имеет ли дистрибюторская сеть, инфраструктура рекординговой компании такое же важное значение сейчас, после цифровой революции?
— Я думаю, она по-прежнему важна. Проблема в том, что цифровая революция уничтожила значительную часть такой инфраструктуры, но не создала качественного замещения.
У нас есть масса релизов – за ними множество затраченных ресурсов и сил, а они почти бесплатны. На каждой территории мы продаём не больше пары сотен ну или пары тысяч копий своего релиза. Конечно, сейчас у нас гораздо больший охват, при этом много музыки становится «видимой», но для качественного охвата по-прежнему необходимы инвестиции.
Вал лажовой музыки тоже ведь огромный – и люди сейчас выбирают между откровенно плохой музыкой, просто OK-музыкой и чем-то по-настоящему интересным. И тебе приходится много работать для этого.
Что ты имеешь ввиду, говоря о «видимости» музыки?
— На слушателей сейчас обрушивается огромный поток новой музыки, разной, и сейчас очень трудно добиться внимания, чтобы тебя заметили. На каждом этапе работы деталям приходится уделять всё больше внимания. Я имею ввиду, работая на цифровой платформе, приходится вникать, как это всё работает. Плюс остаётся продажа на физических носителях в магазинах. Плюс медиа, плюс, плюс… Сейчас становится всё больше дистрибуционных каналов. А период, когда ты можешь быть интересным людям, сейчас всё короче.
И хотя сейчас все знают и видят, что происходит везде, всё больший интерес у людей вызывает то, что происходит рядом с ними, на их «домашнем» музыкальном рынке. Таким образом, всё получает вроде бы как более международное развитие, но при этом становится всё более локальным. Вероятно, это такая естественная реакция людей на переизбыток музыки.
Нам нелегко с этим работать, поскольку наша маркетинговая стратегия – работа в нишевых рынках на всех территориях, и мы никогда не фокусировались только на Германии.
Это правда, что на Morr Music по-прежнему издаются только те записи и артисты, которые нравятся лично тебе?
— Да, я думаю, это так. Я думаю, это в некотором роде наиболее важная вещь. К примеру, в Берлине есть известный исполнитель, не буду называть его имени, все любят его. У него есть менеджмент, который устраивает ему множество концертов и выступлений на фестивалях. На что я говорю: «Это всё замечательно и прекрасно, конечно, но мне не нравятся его песни». После чего менеджмент говорит: «О, ну ты ведёшь себя прямо как мейджор-лейбл», на что я просто ответил: «Нет! Это вы ведёте себя как мейджор, потому что, вы говорите – раз есть инфраструктура, всё замечательно, давайте подписывать контракт с этим исполнителем».
А я думаю, что ему стоит вернуться в студию и поработать над тем, что он может сделать лучше. Если можешь сделать лучше – то ты должен сделать лучше. Потому что сейчас это недостаточно хорошо. Хотя мне и говорят: «Ну, послушай, все ведь его так любят!»
Я думаю, что люди, наверное, по-прежнему мне верят, когда я заявляю, что люблю слушать музыку. Сейчас, по истечению времени, я могу сказать о некоторых наших релизах, что когда-то раньше они мне нравились, но сейчас больше не нравятся. Но я совершенно чётко по-прежнему помню и понимаю, почему именно в своё время мы издали каждую запись на нашем лейбле.
Томас, скажи, насколько трудно оставаться инди-лейблом в Германии – не было ли предложения для Morr Music войти в состав транснациональных компаний?
— Нет, дело в том, что то, что мы делаем и с какими артистами работаем для огромных компаний просто ужасная музыка, мне кажется. У нас есть договорённости по паблишингу с мейджор-компаниями. Да и это не имеет смысла с тем, как сейчас мы функционируем. Артисты, с которыми работаем, не очень-то хотят быть частью какой-то огромной структуры, ведь мы довольно быстрые и гибкие. У нас прямые контакты со множеством людей. Да и мне больше нравится действовать напрямую и непосредственно контролировать рабочие процессы.
В 2002 году на Morr Music вышел «Blue Skied An’ Clear» – альбом кавер-версий Slowdive – один из лучших, на мой взгляд, кавер-альбомов в мировой истории. Как и почему ты выбрал песни именно группы Slowdive? И нет ли планов попробовать повторить этот успех?
— Ну, это вряд удастся снова. Запись кавер-версий требует искусного подхода – работа под правильным углом и необходимость совпадения многих вещей в одно и то же время.
Было период, когда я слушал много электронной музыки – очень-очень долгое время. И в конце концов решил, что мне нужно что-то ещё, ведь есть масса исполнителей и групп с музыкой, к которой я снова почувствовал тягу.
Вообще-то для основы записи этого релиза я рассматривал три группы, которые в наибольшей степени повлияли на артистов, с которыми мы работаем:
My Bloody Valentine.
Но их я сразу решил не трогать, потому что их имя упоминалось в любом пресс-релизе любой инди-группы, которая брала в руки гитары. В конце концов, это стало просто невыносимо.
И ещё 2 группы-претендентки: Cocteau Twins и Slowdive.
Кстати, я прекрасно помню день, когда принял такое решение: 11 сентября 2001 года. Дело в том, что накануне вечером, точнее, в ночь с 10 на 11 сентября тут у нас были Radiohead.
Менеджер Radiohead – Крис Хаффорд – раньше был продюсером группы Slowdive. Мы с ним поужинали, и потом уже продолжали выпивать в баре. А Radiohead как раз тогда выступали в Берлине. Я делал с ними интервью для одного из журналов – они, кстати, сами захотели встретиться со мной…
Тут же была и Валери из Lali Puna, так вот, тогда утром я спросил у неё – знает ли она такую группу, как Slowdive, которая колоссально повлияла на музыку Sigur Ros и Múm?
Она замялась, и ответила, что, мол, название ей известно, но их музыку она вспомнить не может. Я сразу сказал: «Прикольно!», спросил ещё у нескольких групп, и принял это решение.
Потому что они тоже не знали о Slowdive?
— Да! Они звучали очень похоже, поэтому идея услышать их подход к песням Slowdive показалась очень интересной. Так что работа над пластинкой началась сразу после завтрака 11 сентября.
Вообще, у меня даже идея была сделать так:
одна сторона – для кавер-версий My Bloody Valentine , вторая сторона – я говорю, как расположил бы это на виниле – для Cocteau Twins, третья – для Slowdive. Но потом решил, что, наверное, имеет смысл больше сконцентрироваться на какой-то одной группе, и это решение пришло мне из-за разговора с Крисом Хаффордом.
А ты не пытался привлечь Radiohead для участия в записи «Blue Skied An’ Clear»?
— Ну, я же не сумасшедший, нет конечно. У нас состоялся прекрасный контакт, они помогли нам с промо Lali Puna и лейбла, но всё-таки мы немного из разных миров.
Послушаем с вышеупомянутого знаменитого сборника Blue Skied An’ Clear
ещё одну пьесу — When The Sun Hits в интерпретации проекта Solvent
Томас, что ты думаешь о перспективах жанра плинкерпоп?
— Плинкерпоп? Упс, а что это? Это то, что мы делаем?
— Ну да, тебе приписывают изобретение этого термина – смешение инди и электроники. Сейчас много поп-музыки звучит как смешение инди и поп как какие-то лет 10 назад. То есть постоянно меняются стандарты поп-музыки. Как ты думаешь, должна ли меняться инди-музыка, чтобы не звучать как поп-музыка из телевизора?
— Вообще, мне больше нравится термин «индитроника». Знаешь, я не так хорошо разбираюсь в жанрах. Но те вещи, которые нам нравились раньше, которые мы когда-то делали, можно услышать в звучании и Radiohead, и Bjork, и вообще в мейн-стриме.
А сейчас я не знаю. К примеру, мои музыкальные вкусы и предпочтения меняются каждые пару лет. Возникают названия типа электронный фолк поп, и всё более мелкие и мельчайшие – суб-суб-суб-микро – разновидности под-жанров, и труднее назвать, чтобы не ошибиться, какой именно стиль ты предпочитаешь. Хотя у меня регулярно возникает ощущение, что при этом всё повторятся – инди-рок, затем краут-рок, или краут-рок, а затем инди-рок, но я не стараюсь следовать мейнстриму, от которого я просто устал.
Сейчас появилось множество прекрасных групп, звучащих как в середине девяностых.
Но, что мы делаем, никогда не относилось к мейнстриму – во всяком случае, для меня. Даже когда мы достигали высот в мейнстриме, мы никогда не старались делать этого намеренно. Мы всегда стираемся найти что-то новое, открыть что-то оригинальное. Когда-то мы делаем правильно, когда-то ошибаемся, но никогда не следуем за мейнстримом.
Трудно быть артистом Morr Music?
— Почему трудно? Это очень хорошо.
Я имею ввиду, быть подписанным лейблом.
— Да, мы разборчивые и требовательные. То, что для многих часто оказывается нелегко – мы стараемся придерживаться эстетической выдержанности. Но если тебе это подходит, и ты стараешься быть на определённом уровне – это срабатывает. Мы сфокусированы и сосредоточены на деталях.
Ещё имеет значение, удаётся ли найти правильную группу в правильное время. Что-то, что я слушаю, мне может сильно не нравиться, но, возможно, понравится в другой раз – когда я в меньшем стрессе, или прослушал что-то ещё до этой группы.
Как и у всякого лейбла, у нас масса демо-записей, поэтому нужно слушать очень много и очень быстро, я не знаю, может быть даже двадцать групп за три минуты.
Ты кому-то ещё поручаешь прослушивание демо-материалов?
— Нет, я в любом случае сделаю это быстрее, и я знаю, что мне понравится. И сейчас, глядя на всю историю изданий нашего лейбла, я вижу, что всё в порядке.
В связи с развитием Интернета и, при этом, упрощением записей «на дому» – к вам стало поступать больше или меньше демо-записей от исполнителей?
— Мало что изменилось, количество примерно такое же. Я однажды подсчитал, это примерно три тысячи компакт-дисков за девять месяцев. Это примерно тысячи четыре дисков в год.
То есть тебе приходится прослушивать более десяти компактов каждый день?
— Грубо говоря, да. Но ещё больше демо мы прослушиваем на Soundcloud и через интернет-загрузки – их больше, чем дисков. Два-три года назад мы ещё использовали MySpace, но уже больше его не используем. Дело в том, что если есть что-то интересное, ты обязательно об этом узнаешь.
Хотя вот за последнюю неделю поступило всего около пятидесяти записей, и я по-прежнему пытаюсь всё прослушать.
А как вы ещё находите новых артистов для каталога Morr Music? Ведёте ли вы такую поисковую работу по клубам, в интернете?
— Я всегда думаю, что, наверное, нам стоило бы этим заняться, но есть одна очень важная вещь – у нас есть очень хорошие связи со всеми нашими артистами. И если они замечают хороших исполнителей в туре и находят их интересными, они обычно всегда сообщают нам. Если кто-то из друзей наших музыкантов затевает проект, или делает сайд-проект, мы тоже об этом узнаём от них.
Именно по этой причине у нас, к примеру, так много проектов из Исландии – мы начали работать с Múm, ещё в самом начале, а также, благодаря им, познакомились с другими тамошними исполнителями. Это своего рода одно комьюнити.
То есть у нас есть такое довольно близкое сообщество единомышленников, благодаря которому мы получили дружественных им артистов.
За последние двенадцать лет истории лейбла могу сказать, что всего около шести артистов я подписал благодаря тому, мне понравились их демо-записи. В среднем, при помощи демо артистов получается находить только раз в два года – это звучит чудовищно, конечно, – но по этой причине я продолжаю слушать демо-записи.
Ты даёшь советы исполнителям Morr Music? Оказываешь на них творческое давление, как именно они должны звучать?
— Более или менее, когда они записываются. Конечно же, они присылают мне записи и хотят получить мои комментарии, что я об этом думаю, в правильном ли направлении они движутся, и захочу ли я дальше работать с этим.
Я имею ввиду, что даю комментарии, но никогда не пытаюсь давить. Если я понимаю, что кому-то хочется звучать особым образом, и мне, может быть, это не очень понравится, то мне либо нужно принять такой подход к музыке, либо мы просто можем не работать дальше с таким артистом.
В прошлом я периодически оказывал больше давления на артистов, но сейчас я более спокоен на этот счёт. В самое первое время я был более назойлив по отношению к артистам, и они не то, чтобы меня боялись, но осторожничали: «Ой, я не знаю, понравится ли такое Томасу». Это потому, что я много критиковал: «Мне не нравится вот это, я хочу по-другому». У нас было даже такое, что группам хотелось включить какую-то песню в альбом, а я был против, и даже говорил им: «В таком виде я просто не издам ваш альбом».
У тебя тут в кабинете развешаны фотографические фоны – вы прямо делаете тут фотосессии артистов?
— Нет, это для снимков для нашего Интернет-магазина. Иногда мне приходится уходить, чтобы они тут этим занимались. Вообще, я сравнительно недавно перебрался в эту большущую комнату – она раньше у нас обычно простаивала, но во время туров использовалась как место, где могли переночевать артисты.
Но, в конце концов, я сказал, что давайте с этим заканчивать, так как некоторые группы могли оставаться тут на целую неделю. А когда ты тут работаешь, это не всегда удобно – ведь здесь всё-таки офис. Так что теперь это будет моей комнатой. Это же не артистический отель, хотя очень многие музыканты спали тут. Да и не только в этой комнате, а, практически, в каждой.
Берлин, блошиный рынок в Mauerpar, Фото — Stereoigor.
Томас, рядом с вами тут расположен берлинский блошиный рынок – скажи, ты не ощущаешь никакого влияния от него? Иногда хочется выйти из офиса проветриться – вы не проникаетесь атмосферой этой части Берлина?
- Нет! Да и в последнее время там стали собираться люди, которые массово по воскресеньям поют в караоке – мне не очень нравятся такое столпотворение под открытым небом… Так что туда не особенно хочется выходить. Примерно год назад ту часть немного перестроили, так что там сейчас бывает очень много людей, туристов.
Я же предпочитаю очень хорошие кофейные места, которые есть тут, ведь бывать там гораздо интереснее и приятнее.
Я слышал, что множество артистов, которые работали здесь, в Берлине – в частности, Дейвид Боуи и Алан Уайлдер из Depeche Mode – заглядывали на него, и даже чего-то там для себя находили.
— В восьмидесятых, я так полагаю?
Ну, вообще-то да, важная деталь.
— В этом вся разница. Сейчас лучший блошиный рынок это что-то вроде ресурса Ebay. Я хочу сказать, что я очень люблю Берлин, но также я люблю и множество других мест. Здесь по-прежнему недорогая аренда, много недорогих кафе, баров – просто мест, куда хочется пойти. Обычно этого не осознаёшь, пока живёшь тут, но мгновенно это понимаешь, когда откуда-то сюда возвращаешься. И я нахожу это потрясающим. Чем больше путешествуешь, тем приятнее сюда приезжать снова.
Как ты считаешь, оказывает ли Берлин влияние на музыку, которую здесь записывают?
— По правде сказать, до конца не знаю. Очень много музыкальных явлений происходит в Берлине. Но, если задуматься над чем-то особо специфичным, свойственным именно Германии или Берлину, в частности, то это краут-рок. Множество групп, с которыми мы начинали работать в самом начале, и затем эти Mouse on Mars, Kreidler, Tarwater, To Rococo Rot – все они имеют историческое развитие этой музыкальной линии.
Это даже является каким-то культом. Поэтому, я полагаю, такой факт оказывает влияние на берлинскую музыку. Множество не-берлинцев, не-немцев делают музыку здесь. И что мне нравится, что они, в свою очередь, тоже оказывают своё влияние – привнося много своего. Лет десять назад пост-Kraftwerk-группы записывались тут, люди их идентифицировали по этому признаку, и они имели успех. Сейчас же всё перемешано.
То, что люди сейчас по-прежнему воспринимают как сугубо «немецкое», отсылает к Kraftwerk, к Neu! или к другой, техно-музыке.
А ты сам никогда не пытался играть ни в какой группе?
— Я? Нет, я не талантлив. Я имею опыт продюсирования электронной музыки, но мне интереснее управлять лейблом. И я в самом начале ещё понял, что времени просто не хватит, чтобы всем этим заниматься. Приходится работать с командой, которая двигает лейбл, раньше ведь практически я один всем занимался, и это получалось довольно успешно.
Тебе нравится бывать на крупных мировых музыкальных фестивалях, конференциях?
— Я вынужден бывать несколько раз в год на всякого рода таких конференциях, но, находясь сейчас на некоторых, не могу себе представить ничего более скучного.
Иногда там встречаются такие люди, которые производят только одно впечатление: «Ну если вот это – музыкальная индустрия, то я не хочу быть частью её!»
Слушайте также: Stereoigor DJ-miks aus Berlin (2018)